Волчья река  - Рэйчел Кейн

– У какой реки? – спрашиваю я.

– Вулфхантер-нивер, тут другой реки нет.

– Ты была там с кем-то еще? – уточняю.

– Нет, – отвечает Ви, и я понимаю, что это ложь, потому что взгляд прозрачно-зеленых глаз смещается куда-то в сторону, а потом снова устремляется на мою дочь. Мне не нравится этот взгляд. Совсем не нравится. – Ну, может быть, там были и другие, но мы не обращали внимания друг на друга. Мы занимались своим делом, вот и всё.

– Каким своим делом? – спрашивает Ланни. Я прикусываю язык, чтобы не сказать ей «молчи» – по моим прикидкам, если она будет молчать, мы вообще ничего не добьемся.

Но даже Ланни в ответ на свой вопрос получает лишь вялое пожатие плеч, обтянутых тюремной униформой.

Гектор Спаркс внимательно следит за всем этим. Он смотрит на Ви Крокетт поверх очков – пристально и весьма заинтересованно, судя по выражению его лица. Честно говоря, мне от этого слегка неуютно. Ви полностью игнорирует его – как будто долго практиковалась в этом.

– Тогда расскажи мне о том, что было предыдущим вечером, – говорю я, – и до тех пор, пока ты не нашла свою маму.

Я полагаю, что она совсем замкнется в себе, но вместо этого она говорит:

– Я пошла на вырубку. Тайлер принес «окси» [11], который купил у какой-то бабки – ей деньги были нужны. Мне тоже перепало. Шерон принесла большую бутылку виски и еще водку. Мы зажгли костер и сидели вокруг, кайфовали. Дикки предлагал мет, но эту дрянь я не употребляю. – На миг в ее голосе пробивается гордость. – Потом Тайлер сказал, что за «окси» я должна отсосать ему, вот же падла… После этого я валялась у костра, от «окси» и виски мне захреновело, поэтому я осталась. Когда меня перестало мутить, Тайлер и Шерон уже ушли и костер погас.

Я чувствую, как вздрагивает моя дочь, когда ее ровесница так небрежно упоминает о сексуальных действиях.

– И что ты делала после этого? – спрашиваю я. Снова пожатие плечами, еще более вялое, чем прежде.

– Пошла в школу, отсидела несколько уроков, – отвечает Ви. – Потом стало скучно.

– И куда ты отправилась?

– Никуда.

– Вулфхантер не такой уж большой. Здесь почти некуда пойти. Постарайся вспомнить.

Вера закатывает глаза.

– Какое-то время ошивалась на заброшенной стекольной фабрике. У меня там припрятан спальный мешок и еще кое-что на те случаи, когда мне не хочется идти в школу.

Я полагаю, что «кое-что» означает или таблетки, или алкоголь, или то и другое разом.

– Ты видела там кого-нибудь еще?

– Нет.

– И что ты делала? – спрашивает Ланни.

Ви неожиданно улыбается. Эта улыбка потрясает меня, потому что выглядит так… нормально. Как будто девушки просто дружески болтают и вокруг нет тюремных решеток, и одна из них не обвиняется в убийстве собственной матери.

– Хорошо проводила время. Пила, слопала последний свой «окси». Ну и меня просто унесло ненадолго.

Мне не нравится этот ответ.

– А что потом?

– Пошла домой. Это недалеко. – Ви отворачивается, и я не вижу, улыбается ли она по-прежнему, но мне представляется, что да, и я отгоняю очередной приступ странного предчувствия. – Мама лежала на полу, ружье валялось рядом с ней. Полагаю, они прикончили ее, как она и думала. Я схватила его, потому что услышала, что снаружи кто-то есть. Выстрелила, чтобы прогнать их. Думала, что они убьют меня так же, как и ее. – Она смеется. Смеется. – Да ладно, это был просто почтальон, и я в него не попала.

– Детектив Фэйруэзер сказал, что ты была испачкана в крови. Можешь сказать мне, как это произошло? – На это она не отвечает. Просто замирает. Я пропускаю это, потому что время уходит. – Ты сказала – «они». О ком ты говорила?

Ви качает головой.

– Мама на самом деле никогда этого не говорила. Только о том, что что-то неправильно и ей нужно найти помощь. Я никогда особо не обращала на нее внимания. Она вечно нервничала то из-за одного, то из-за другого. Ей нравилось читать про всякие теории заговора. – Говорит она медленно, почти печально. Я гадаю, испытывает ли она сожаление.

Я задаю еще несколько вопросов, но Ви, похоже, устала и почти засыпает. Отвечает она односложно или просто качает головой. Даже Ланни ничего не удается добиться от нее.

Наконец Гектор Спаркс говорит:

– Мисс Проктор, полагаю, нужно завершать этот разговор. Я действительно должен ехать по делам. – Как будто его клиентка отрывает его от чего-то более важного.

Я чувствую жгучий прилив неприязни и напоминаю себе, что сейчас он, по сути, мой босс. Нужно следовать заданным правилам. Адвокат кивает стоящему снаружи охраннику, и тот отпирает дверь. Спаркс встает и выходит. Ланни медлит, глядя на меня.

Время вышло. Я подаюсь через стол так далеко, как только осмеливаюсь:

– Ви, посмотри на меня. Мне нужно, чтобы ты сказала правду. Это ты убила свою мать?

Она медленно поворачивает голову и убирает волосы назад.

– Нет, мэм. Я не стала бы этого делать. Она не была плохой женщиной. Просто по большей части находилась где-то не здесь. Не со мной.

Я не знаю, верю ли ей. Я не знаю, кто сидит передо мной. Или что.

– У тебя все будет в порядке? – спрашивает Ланни у Ви. Та улыбается ей – грустно, едва заметно.

– Это самая лучшая спальня, какая у меня была.

И это ужасно до тошноты, потому что я совершенно уверена: она имеет в виду именно то, что говорит.

– Надо идти, – торопит нас охранник, придерживая дверь.

Мы с Ланни поднимаемся, чтобы уйти. Уже делаем пару шагов к двери, когда Ви произносит:

– Погоди. Тебя зовут Ланни, верно?

Я поворачиваюсь к ней, моя дочь тоже. Ви наклоняется вперед, глядя на свой сорванный ноготь. Под ним набухает ярко-алая капля крови, и она поднимает палец, чтобы эта капля скатилась по коже.

Я инстинктивно встаю между ней и своей дочерью – несмотря на то, что Ви прикована к месту.

– Я знаю, кто ты, Ланни, – говорит Ви и смотрит мимо меня. – Твой папа был насильником и убийцей. Все это знают. И, наверное, думают, что ты тоже плохая.

– И что ты хочешь этим сказать? – К чести Ланни, голос у нее не дрожит.

– Только то, что ты знаешь, каково это. Я этого не делала. Я не хорошая девочка, но и не убийца. Только не маму. Только… – Глаза ее неожиданно наполняются слезами, но Ви не плачет. Она моргает, и капли катятся по ее щекам. Я гадаю – нет ли у нее природной актерской способности плакать по собственному желанию. – В доме было темно. Я споткнулась, упала на нее и вся перемазалась в крови. Моя рука провалилась в нее. – Мне кажется, что меня ударили в живот. Она делает мучительный вдох и склоняет голову. – Вот что там произошло. Вы хотели знать. Вот вам правда.